Дикарь - Страница 7

К оглавлению

7

А тот уже смотрел на него испытующим взглядом.

— Ты, кажется, совсем не рад счастливому известию, Вадим? — с усмешкой спросил отчим мальчика.

Тяжелый, хмурый взгляд был ответом на эту усмешку. И Дима, молча, следом за отчимом пошел на террасу.

Там он увидел в кресле свою мать, а по обе её стороны — Никса и Леву. Юлия Алексеевна тихо плакала, закрыв лицо платком. Это были слезы счастья, вызванные избавлением от смертельной опасности её девочки. Никс и Левушка успокаивали ее поцелуями и нежными, ласковыми словами. При появлении Димы она издали протянула ему руки и, глядя блестящими сквозь слезы глазами на сына, произнесла еще вздрагивающим от волнения голосом:

— Поди сюда, Дима!.. Ты слышал, какая у нас радость? Ни лучше… Наша Ни будет жить… Она уже дышит ровнее и свободнее после сделанной ей операции. Поцелуй же меня, мой мальчик!

Вадим выслушал от слова до слова все, что сказала мать, но не двигался с места. Ах, он совсем не привык к поцелуям и ласкам! Он не умеет ни целовать, ни ласкаться даже к тем, кого любит. Он только взглянул на мать блестящими глазами и снова потупил их. И тут только заметила Юлия Алексеевна рваную одежду, исцарапанные руки и бледное лицо сына.

— Боже мой, Дима, с кем ты подрался, кто привел тебя в такой вид?

Но Дима молчал по-прежнему. Только грудь его тяжело поднималась и глаза по-прежнему смотрели исподлобья, как у затравленного зверька.

И вдруг он увидел то, чего вовсе не ожидал видеть. Его ландыши, его дивные ландыши, принесенные им в подарок Ни, лежали в развязанном узелке, небрежно брошенном на стол террасы, и безжалостно сохли под горячими лучами полдневного солнца. Диме захотелось крикнуть от обиды за пропавшие цветы, которые он собирал для Ни с такой любовью. Но чтобы не показать присутствующим обуревавшего его недоброго чувства, он как-то боком рванулся к двери и в один миг исчез за нею.

— Но он совсем дикий! Что с ним такое?.. Он не радуется как будто выздоровлению нашей крошки… Как будто совсем чужой и далекий, — прошептала в смущении Юлия Алексеевна и печально, растерянно взглянула на мужа.

Но тут Никс поспешил загладить поступок брата. Обменявшись с отчимом неуловимым, но значительным взглядом, он принялся целовать руки матери и стал осторожно своим платком вытирать оставшиеся на её ресницах слезы.

Левушка поспешил подражать брату, и оба добились того, что успокоенная Юлия Алексеевна улыбнулась снова. К чему ей было огорчаться, когда её милая Ни будет жить, а эти два чудесные, славные мальчика так горячо привязаны к ней и с таким избытком вознаграждают ее за невнимание к ней со стороны дикого, грубого Димы.

ГЛАВА VII
Утренние часы

И вот, принц сказал старому королю:

— Отпусти меня, батюшка, странствовать по белу свету, людей посмотреть и себя показать. Поверь мне, батюшка, что ничего я не совершу дурного, не посрамлю твоего имени. Сам ты изволишь говорить мне, что от безделья, от праздной жизни всякие глупости на ум приходят человеку. Я еще говоришь: чтобы стать достойным слугою моего отечества, надо пережить многое, надо узнать и труд, и нужду, и лишения. Отпусти же меня побродить по белу свету, батюшка, отпусти изведать и труд, и нужду, и лишения. Ведь кроме праздной, бездеятельной жизни я до сих пор не видал ничего.

И согласился старый король… И отпустил от себя любимого сына побродить по свету, людей посмотреть и себя показать…»

— Ты не устала еще слушать, Ни?

Книга опускается. Смуглое лицо с озабоченным выражением склоняется над другим лицом, бледным, исхудалым, грустным. Милое, худенькое личико! Как оно изменилось за эти тяжелые недели страданий!

Дима с бесконечной любовью и жалостью глядит на сестру, покоящуюся среди белых подушек. Каждое утро, когда все еще спят, он тайком приходит к ней, пробуждающейся с зарею. И подолгу читает ей то, что разрешает читать доктор: сказки и стихи.

Все тихо в этот ранний час в доме. Все спят, спит еще и прислуга.

Вадим страстно любит эти часы, когда открытое настежь окно пропускает в комнату выздоравливающей Ни волны воздуха и света. Весело улыбается им голубое небо и ласково светит летнее солнышко, оживляя худенькое личико Ни, кажущейся сейчас чуть ли не двенадцатилетним ребенком.

Каждое утро Дима проводит в комнате сестры. Ему очень трудно вставать так рано, но когда он вспоминает о том, что в иное время постель Ни бывает окружена другими, он предпочитает сну эти часы с сестрою. О них никто не знает. Дима горячо просит Ни никому не говорить о них ни слова. И когда чтение надоедает выздоравливающей девушке, она просит брата рассказать ей о том, как он проводит время вне дома. И она внимательно слушает его рассказы. Но сегодня почему-то Дима не разговорчив.

Прочитанная сказка про королевского сына, надоевшего всем своими дикими выходками и отпущенного, наконец, отцом в длинное путешествие по чужим странам, западает в самую душу Димы. Сказка оставляет странное впечатление в этой сложной детской душе. И он задумывается над нею невольно, подперев обеими руками голову, и не мигающим пристальным взглядом смотрит в окно.

Странные мысли роятся в голове мальчика. Ему кажется, что надоедливый сын короля, это — он, Дима, а король, это — Петр Николаевич, и что если он, Дима, хорошенько попросит Петра Николаевича о том же, о чем просил старого короля королевич, Всеволодский, может быть, не станет противиться.

Разыгравшаяся фантазия идет все дальше и создает все новые узоры, один сложнее и прихотливее другого.

7