Дикарь - Страница 22

К оглавлению

22

Что-то дрогнуло в сердце Маши. Этот жалобный тон, эти слезы совсем сбили ее с толку. Она ждала колотушек, брани… Ждала того, что он схватит ее за волосы и потащит назад в казарму и отколотит ее на глазах всей артели.

Совсем уничтоженная, она не знала, что сказать, что сделать. И только когда из груды камней появилась знакомая фигура Димы, Маша обрела, наконец, дар слова и, рванувшись вперед, крикнула: — Пусти меня, пусти!

Но тут произошло то, чего не могли ожидать ни она, ни Дима.

При виде Стоградского, Сережка выпустил из рук платье сестры, в которое было вцепился и, рванувшись навстречу Диме, бухнулся ему в ноги и заголосил тоненьким бабьим голосом:

— Барин миленький… касатик… золотой… Много я тебе зла сделал, казни меня, как хошь за это, бей, толкай ногами, как пса последнего. Только не разлучай ты нас с Машенькой… С сестричкой единственной моею. Ведь родная она мне, кровная… Вадим Григорьевич, родненький… Не могу я боле здеся бродяжничать, попрошайничать. Не могу боле здеся оставаться… Прости ты меня, но возьми с собою… Возьми с собою туда же, куда вы идете с Машей… Я трудиться буду… Вот тебе Христос. Святая Матерь Божие… Господом Богом заклинаю, возьми!.. Я… я… я… — тут Сережка, натиравший себе до красноты глаза, завыл уже в голос.

Дима был смущен невольно этим порывом. Он не видел ни фальши, ни подделки в словах и слезах Сережки и искренно посочувствовал ему, забыв про то, что недавно устроил ему этот босяк.

— Ну, что же, — после недолгого раздумья произнес Дима, — если ты, Маша, ничего не имеешь против, возьмем и твоего брата с собою.

Девочка испуганно взглянула на своего покровителя, с её дрожащих губ готово было сорваться решительное «нет», но, встретившись глазами с полным угрозы и ненависти взглядом брата, она шепнула чуть слышно: — возьмем…

— Ну, вот и славно… Вот и расчудесно! — забыв про свои недавние слезы, чуть ли не в голос крикнул Сережка, вскочив на ноги и засуетившись вокруг Димы и сестры.

— А уж я разодолжу тебя за это, Вадим Григорьевич… Я ведь на все руки от скуки. Сам увидишь со временем. И, Господи, счастье какое, что подслушал я, — не гневайся, Димушка, — ваш разговор об убеге Машки ночью. Вот и упредил. Теперича и меня захватите, так-то лучше, втроем куда ладнее! Да и шкипер у меня знакомый будет, пропустит нас зайцами с Машкой, никто и не приметит в багажном трюме.

Свисток парохода, донесшийся с пристани, прервал излияния Сережки.

— Пора, — сказал Дима и, взглянув на черные никелевые часы-браслет, данные ему в дорогу Ни, озабоченно добавил: — скорее на пароход… Пять минут осталось…

И все трое зашагали к пристани.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА I
Муравьи и трутень

— Баста! На сегодня довольно! — закрывая Футляром пишущую машинку, произнес про себя Дима. Щелкнул ключик в замке, зашуршали бумаги, с шумом отодвинулся стул, и Дима очутился посреди комнаты, залитой лучами палящего солнца. Комната была сплошь уставлена столами, шкапами и увешана большими плакатами с объявлениями по стенам. А над дверью белым по черному фону значилось: «Канцелярия».

Два огромных окна выходили в сад. Красивый, таинственно-тенистый, немного запущенный, с густыми зарослями малинника, с морем крапивы и лопуха, с большой площадкой, среди которой высился столб для гигантских шагов, гимнастика с трапециями и качели, этот сад напоминал немного мальчику далекий сад Озерного.

Когда Дима, между делом, в короткие мгновенья отдыха, высовывался за подоконник и устремлял глаза в зеленую чащу, мальчику казалось, что вот-вот там на изумрудном фоне кустов и деревьев мелькнет белое платье Ни, или батистовый пеньюар матери, или нескладная фигура Левушки. И сердце Димы сжималось. Никогда еще те, родные и далекие, не казались такими желанными и милыми его душе, как теперь.

Только три недели, как он приехал сюда. А сколько воды утекло с тех пор! Дима никогда не забудет того раннего утра, когда вместе с Машей и Сережкой входил по трапу парохода, который должен был увезти всех троих в Петроград.

После трехчасового пути они очутились в столице. Все трое отправились на один из вокзалов, рассуждая по дороге, куда им двинуться прежде всего.

Дима останавливался почему-то на городах Привислинского края. Зоя Федоровна Ганзевская успела за короткие часы их знакомства столько хорошего рассказать мальчику о своей второй родине — Польше, что Диму невольно потянуло туда.

И вот он и его спутники очутились в большом уездном городе. Здесь с первого же часа детей ждало тяжелое разочарование. Ни одна из гостиниц не рискнула принять маленькую компанию, двое членов которой не могли предъявить никаких документов, удостоверяющих их личность. Тогда было решено поискать другого приюта, где-нибудь вне города.

После долгих скитаний по окрестностям, решили поселиться в хате кузнеца, жившего в двух верстах от города, на перекрестке двух дорог.

Кузнец, заручившись, что юнцы будут ему аккуратно платить, не предъявил к ним никаких требовании и впустил их к себе жить.

Дети принялись за приведение в порядок грязной и полуразвалившейся избы вдового кузнеца, сделали новое убежище более или менее сносным для жилья, приобрели в городе кое-что для хозяйства. Покончив с вопросом о жилище, надо было позаботиться и о месте, или, по крайней мере, о работе для всех троих. Дима пустился в поиски. Ему посчастливилось сразу. В местной газете он вычитал о том, что во вновь учреждающуюся в городе артель требуются работники-рассыльные.

22