Дикарь - Страница 13

К оглавлению

13

— Завтра?

— Да, милая. Не горюй. Через год я вернусь, даст Бог, и снова увижусь с тобою!

— Через год… — как эхо повторила девочка и внезапно сорвалась со своего места. От этого порывистого движения лодка сильно накренилась на бок. Дима едва успел придать равновесие легкому суденышку, схватившись руками за борт.

— Маша, сумасшедшая этакая! — и вырвалось у него.

Но девочка точно и не слышала этих слов. Она стояла уже на коленях перед Димой на дне лодки, обнимала своими худенькими ручонками его колени и лепетала в полном отчаянии:

— Миленький… Димушка, родименький мой… золотенький, пригоженький, хороший. Не оставляй ты меня одну с Серегой… Ведь только и сладу с ним, что тебя он боится. До смерти изобьет он меня, как узнает, что ты ушел. Намедни и то грозился: погоди, говорит, уедет твой рыцарь, посчитаю я тебе ребра…

Дима сурово нахмурился и резко остановил Машу:

— Перестань… Молчи… Не реви! Дай опомниться, авось и придумаем что-либо…

— Димушка!..

— Молчи…

Но она не могла молчать. Не отдавая себе отчета в том, чего просит, она умоляла его взять ее с собою в путешествие… Ей казалось, что это так же просто, как поехать в лодке на маяк, что это не сопряжено ни с какими затруднениями.

Дима, выслушав просьбу девочки, понял, что значит эта просьба, какой обузой будет для него такая спутница, как Маша. Но оставить Машу тут — ему было жаль. Его мозг усиленно работал. Одна мысль сменялась другой. Он сдвинул назад шапку, потер лоб ладонью и вдруг ясно, светло улыбнулся, своей детской, простодушной улыбкой.

— Ладно… хорошо… уйдем вместе!

— Ах! — как-то судорожно вздохнула девочка, и благодарный поцелуй коснулся смуглой щеки Димы.

Но Диме это выражение благодарности не понравилось, и он строго крикнул своей спутнице:

— Не зевай, правь хорошенько рулем! Здесь глубокое место… Смотри!

* * *

Обратно уже плыли втроем. На руле сидел старик Капитоныч с трубкой во рту. Он добродушно подшучивал над Димой, только что сообщившим ему о своем предстоящем путешествии.

— Ишь, прыткий какой, скажи на милость! В кругосветное путешествие выпросился… Какой выдумщик! Линьками в былое-то время за это поучивали. А таперича не то…

Старый Капитоныч оседлал своего любимого конька — бранил теперешние порядки, своеволие нового поколения и похваливал, по своему обыкновению, старину.

Это был старый морской волк, бывший боцман, сослуживец покойного капитана Стоградского, не раз облагодетельствованный им, и теперь перенесший всю свою любовь на его сына, Вадима. С Димой старик виделся почти каждый день. Целые часы проводил на маяке Дима, собственноручно зажигал маячные огни и вместе с Капитонычем нередко слушал бурю, аккомпанировавшую рассказам Капитоныча о его морском прошлом, о старой службе и героях русского Флота.

Сейчас Дима вез старика на праздник в «Озерное».

Петр Николаевич, желая порадовать Диму в последний день пребывания его дома, пригласил на обед и старого Капитоныча. Старик был очень польщен этим приглашением. Он надел свой лучший костюм, расчесал тщательнее обыкновенного клочковатую бороду и привесил себе на грудь многочисленные, полученные им за сорокалетнюю беспорочную службу, медали и другие знаки отличия.



— Ну, ну, старайся, миляга, а я буду нынче вроде барина, — поощрял он гребшего изо всех сил Диму.

Но вот лодка подошла к пристани, и старик и дети вышли на берег.

— Проходи прямо к беседке… И жди меня там, принесу тебе чего-нибудь сладкого, — успел шепнуть Маше Дима и, взяв под руку Капитоныча, провел его в дом, откуда уже слышались голоса и смех съехавшихся гостей.

ГЛАВА XIII
Праздник начинается

В огромной гостиной Всеволодских собралось нарядное общество. Легкие, летние туалеты дам и барышень сверкали белизной. Было много военных, гражданских чиновников и штатских.

Юлия Алексеевна просто сияла… Ни чувствовала себя прекрасно и порхала, как птичка, посреди целого букета молоденьких барышень-подростков. Никс, с видом взрослого молодого человека, помогал сестре занимать юных подруг. Толстенький, неуклюжий увалень Левушка старался не отставать от своего старшего брата. И только продолжительное отсутствие Димы несколько волновало хозяйку: «Неужели он и сегодня опоздает к обеду?» И при мысли о Диме, о его скором отъезде, Юлия Алексеевна как-то мгновенно вся тускнела и блекла. И тут же старалась утешить себя тем, что эта разлука промелькнет быстро, что Димушка вернется изменившимся к лучшему. И на фоне этой уверенности расцветали, как цветы, новые надежды в сердце матери. Она снова выслушивала со счастливой усмешкой комплименты гостей по поводу красоты и изящества Ни и Никса и добродушие Левушки.

— Вы счастливая мать… — наперерыв льстили ей старые и молодые гости и гостьи. — Ваши дети, кроме того, и талантливы, ваш Никс прелестно играет на рояле, а Ни поет…

— Да, немножко… но это такие пустяки, в сущности, о которых и говорить не стоит…

— А все-таки было бы приятно послушать их…

— А Левушка, говорят, лепит недурно, он будущий скульптор… это правда?

Юлия Алексеевна вся так и сияла гордым материнским счастьем. Ей так приятно было слышать все эти похвалы, расточаемые её милым детям. «Но где же, однако, Дима? Почему его нет?..»

— А где же Вадим? Его нет дома? — как бы отвечая на тревожные мысли хозяйки, спрашивает хорошенькая, лет шестнадцати, барышня, кокетливо причесанная и очень изящно одетая. Эту барышню звали Линой Соболевой. Она была богатая сирота и жила у своего дяди, здешнего мирового судьи. Подле неё вертелись две дочери судьи, Зозо и Даля Стремнины, — два «попугайчика», как их называли в городе, очень похожие одна на другую, обладавшие совершенно одинаковыми голосами, одинаковыми лицами, прическами и манерами. С ними приехал брат, кадет Николаша — высокий, плотный, румяный и очень застенчивый юноша, несмотря на свои семнадцать лет.

13